Весна всегда начинается с неба. Снега на полях по пояс, деревья выглядят безжизненными костяками на монохромной картине минималиста, до разнузданного концерта капели, до почти стыдливого, почти девичьего набухания почек и совсем одуревших птиц еще не скоро, но небо уже изменилось. Поменялось в цвете, в весе, в высоте, словно кто-то подрезал его ровно по твою макушку и разлил лазурь. И вот ты стоишь, задеваешь эту яркую синь торчащими вихрами и понимаешь — весна. Она уже началась. Никто еще не верит, не чует — а она уже здесь, присматривается к людям синим прищуром — как они изменились за эту зиму? Вот и я подошел сегодня к окну: сугробы высоченные, переливаются золотыми солнечными боками, перемигиваются друг с другом и с голыми ветками тополей, но все уже изменилось. Небо, небо другим стало! Небо вернулось, краски вернулись, значит и возвращение жизни — не за горами. Всмотрелся я в эту самую первую хитроглазую палитру, улыбнулся, подмигнул ей: ну, здравствуй, девочка весна. Мы скучали.